– Ба, да это же Пачеко! – воскликнул Кроу. – Кто это его завалил?

– Я, – произнесла Риццоли безжизненным голосом.

Кто-то дружески хлопнул ее по спине.

– Девчонка делает успехи!

– Заткнитесь, – сказала Риццоли. – Заткнитесь! – Пошатываясь, она двинулась к пожарной лестнице, спустилась вниз и тупо села в свою машину. Так она и сидела, вцепившись в руль, чувствуя, как боль сменяется тошнотой. Мысленно она все прокручивала сцену, разыгравшуюся на крыше. Что делал Пачеко, что сделала она. Она опять видела его – вернее, его тень, надвигающуюся прямо на нее. Она видела, как он остановился. Да, остановился. Она помнит, как он смотрел на нее.

«Оружие. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у него в руках оказалось оружие».

Но она не видела никакого оружия. За мгновение до выстрела в ее памяти успел отпечататься образ мужчины, застывшего на месте. Покорно поднявшего руки вверх.

Кто-то постучал в окно. Барри Фрост. Она опустила стекло.

– Тебя разыскивает Маркетт, – сказал он.

– Хорошо.

– Что-то не так? Риццоли, с тобой все в порядке?

– У меня такое ощущение, будто по моей физиономии проехался грузовик.

Фрост заглянул в салон и уставился на ее распухшую щеку.

– Ого! Этот негодяй действительно получил по заслугам.

Риццоли тоже хотелось верить в то, что Пачеко заслуживал смерти. Да, заслуживал, и она зря терзала себя сомнениями. Разве ее лицо не было доказательством его злого умысла? Он напал на нее. Он был злодеем, и, убив его, она привела в исполнение справедливый приговор. Елена Ортис, Нина Пейтон и Диана Стерлинг наверняка аплодировали бы ей. И никто не станет оплакивать это отродье.

Она вышла из машины, испытав некоторое облегчение от поддержки Фроста. У нее прибавилось сил. Она подошла к дому и увидела Маркетта, который стоял у подъезда. Он разговаривал с Муром.

Оба мужчины повернулись к ней, когда она подошла ближе. Она заметила, что Мур избегает ее взгляда и нарочито смотрит в сторону Вид у него был неважный.

– Мне нужно ваше оружие, Риццоли, – произнес Маркетт.

– Я стреляла в целях самообороны. Преступник напал на меня.

– Я понимаю. Но вы же знаете, таков порядок.

Она посмотрела на Мура.

«Ты мне так нравился. Я доверяла тебе».

Она расстегнула кобуру и, резко вытащив пистолет, вручила его Маркетту.

– Кто же у нас враг? – глухо проговорила она. – Иногда приходится задавать себе этот вопрос. – И, развернувшись, направилась к своей машине.

Мур заглянул в шкаф Карла Пачеко и подумал: «Все это не то». На полу валялись пар пять ботинок одиннадцатого размера, очень широких. На полке – грязные свитера, коробка из-под обуви, набитая старыми батарейками и мелочью, стопка журналов «Пентхаус».

Он расслышал звук открываемого ящика и, обернувшись, увидел, что Фрост в перчатках роется в носках Пачеко.

– Что-нибудь есть? – поинтересовался Мур.

– Ни скальпелей, ни хлороформа. Даже мотка скотча не нашли.

– Динь-динь-динь! – возвестил Кроу, выходя из ванной и помахивая пластиковым пакетом для вещдоков, в котором лежали ампулы с бурой жидкостью. – Подарок из солнечной Мексики, фармацевтического рая.

– Наркотики? – спросил Фрост.

С, Мур взглянул на этикетку с надписью на испанском.

– Гамма-гидроксибитурат. Тот же эффект.

Кроу потряс пакетом.

– Здесь не меньше, чем на сто изнасилований хватит. Член у Пачеко, похоже, не простаивал без дела. – Он загоготал.

Мура покоробило от этого смеха. Он подумал о том, сколько бед несет этот «не простаивающий без дела» член. Который наносит не только физический ущерб, но и калечит психику. Он вспомнил, что говорила ему Кэтрин: жизнь каждой жертвы изнасилования делится на «до» и «после». Сексуальное насилие превращает мир женщины в сухую и безжизненную пустыню, где даже улыбка и радость всегда с примесью горечи. Раньше он бы и не обратил внимания на скабрезную шутку Кроу. Сегодня она резанула слух и вызвала отвращение. Он прошел в гостиную, где чернокожего допрашивал детектив Слипер.

– Говорю же вам, я просто вышел прогуляться, – объяснял задержанный.

– Просто прогуляться с шестью сотнями баксов в кармане?

– Я предпочитаю носить наличность с собой.

– И что собирались купить?

– Ничего.

– Откуда вы знаете Пачеко?

– Просто знакомый.

– О, наверное, близкий друг. Что он вам продавал?

ГГБ, подумал Мур. Наркотик, с помощью которого можно одурманить женщину и потом ее изнасиловать. Вот что он собирался купить. Еще один неутомимый секс-гигант.

Он вышел на улицу и зажмурился от вспышек огней патрульных машин. Автомобиля Риццоли уже не было. Он уставился на пустующее место и вдруг почувствовал, как тяжело давит на плечи груз только что совершенного им поступка. Никогда еще он не оказывался перед таким страшным выбором и, хотя в глубине души и сознавал, что принял правильное решение, продолжал изводить себя сомнениями. Он пытался примирить свое уважение к Риццоли с тем, что он видел на крыше. Было еще не поздно взять свои слова обратно. Он мог бы объяснить Маркетту, что действительно было темно, заросли растений сбивали с толку, и Риццоли вполне могла подумать, что в руках У Пачеко оружие. Возможно, она заметила какой-то жест или движение, ускользнувшие от внимания Мура. Но, как он ни старался, в памяти не всплывало ничего, что могло бы оправдать ее действия. И он не мог интерпретировать то, чему оказался свидетелем, иначе, как хладнокровное убийство.

Когда он вновь увидел ее, она сидела, сгорбившись, за своим рабочим столом, приложив к щеке пакетик со льдом. Время было за полночь, и у него не было настроения беседовать. Но, когда он проходил мимо, она подняла голову, и ее взгляд буквально пригвоздил его к месту.

– Что вы сказали Маркетту? – спросила она.

– То, что ему хотелось знать. Как был убит Пачеко. Я не стал лгать ему.

– Сукин сын.

– Вы думаете, мне хотелось рассказывать ему, как все было на самом деле?

– У вас был выбор.

– Так же, как и у вас, на крыше, – отпарировал он. – Вы сделали неправильный.

– А вы застрахованы от неправильного выбора, не так ли? Вы никогда не допускаете ошибок.

– Если я их и делаю, то сам за них расплачиваюсь.

– О да, – усмехнулась она. – Святой Томас, я совсем забыла. Мур подошел к ее столу и в упор посмотрел на нее.

– Вы один из лучших полицейских, с которыми мне доводилось работать. Но сегодня вы хладнокровно убили человека, и я это видел.

– Вы не должны были это видеть.

– Но я видел!

– Что мы там вообще могли видеть, Мур? Тени, шорохи, движение. Грань между правильным выбором и неправильным вот такая тонюсенькая. – Она показала это на пальцах. – И мы это допускаем. Как допускаем и то, что каждый из нас имеет право на сомнения.

– Я пытался сомневаться.

– Наверное, недостаточно сильно.

– Я никогда не стану лгать, чтобы выгородить коллегу, – проговорил он. И добавил: – Пусть даже и лучшего друга.

– Не забывайте, сколько мрази вокруг. Мы же с вами не такие.

– Если мы начнем врать, как тогда отличить «их» от «нас»? Где эта грань?

Она отняла от лица пакетик со льдом и показала на свою щеку. Один глаз заплыл, и вся левая половина лица была похожа на разноцветный надутый шар. Жуткое зрелище повергло его в шок.

– Вот что Пачеко сделал со мной. Это вам не дружеская пощечина, согласитесь. Вы говорите про «них» и про «нас». На чьей стороне был он? Я оказала обществу услугу, отправив его на тот свет. Никто, поверьте, не станет оплакивать Хирурга.

– Карл Пачеко не был Хирургом. Вы убили совсем другого человека.

Риццоли уставилась на него, похожая на зловещий образ с портрета работы Пикассо с лицом наполовину нормальным, наполовину гротесковым.

– У нас же совпала ДНК! Он был тем, кто...

– ...кто изнасиловал Нину Пейтон, да. Но с Хирургом у него нет ничего общего. – Мур положил ей на стол отчет из лаборатории по исследованию волос и волокон.